Госпитализм (депривация) у детей

[ТаняСорока]

Мне вот что интересно - можно ли одним принятием, любовью вернуть надломленного ребенка в нормальное состояние. Или все таки необходим комплексный подход: невролог, психолог, психиатр?? Ведь, как я понимаю, процесс госпитализации захватывает глубинные слои и физиологии и психики?

[Chirpy]

ТаняСорока,

В моем первом сообщении есть ответ. Это единственное, что я лично могу сказать по поводу коррекции. Остальное вне моей компетенции.

Дело в том, что из личного опыта, у детей, остающихся в системе, нарушения, связанные с депривацией, усугубляются. А про тех кого забирали из системы на моих глазах (и не вернули) я не знаю таких моментов: какие были проблемы, как с ними боролись, чего удалось добиться. Сейчас знаю несколько семей с приемными малышами (мои бывшие сотрудники), но у них еще все-все впереди

[Гуля]

К сожалению, подтверждается частенько в последнее время, когда читаю о выросших приемных из асоциальных семей.

Это мои девочки: Даша с Ксенией и Кирилл. Просто опускаются руки , когда видишь что все напрасно.

[Chirpy]

Гуля,

Тут еще надо учитывать генетику и психические нарушения. В теории я буду писать про здоровых детей, оказавшихся в системе. А на практике столько всего еще намешивается!

[Гуля]

Chirpy, Вот это и страшно. Столько потерянных людей растет.

[Chirpy]

Очень познавателен фильм "Дикие дети" 2009 года о российских детях-маугли. В связи с, я бы так сказала маргинализацией населения, таких случаев стало все больше и больше. Там про детей, воспитанных в России в 21 веке, собаками и кошками. Последствия разные, все индивидуально. Некоторые дети хорошо адаптировались как в наших приемных семьях, так и в заграничных, ходят в нормальную школу. Некоторые не оправятся уже никогда, например, Оксана Малая с 3 до 8 лет прожившая в изоляции от человеческого общества в собачьей будке, так и не смогла восстановиться. Из дди детского перешла в дом инвалидов для взрослых. Дети же попавшие в семьи восстанавливаются гораздо лучше.

Вот еще два случая социальной депривации в раннем возрасте.

К. П. был ребенком незамужней психопатической матери и неизвестного отца. Мать жила весьма неупорядоченной жизнью, была весьма непостоянной, непрестанно меняла места работы. При беременности пыталась вызвать аборт, наевшись маковок. О родах нет подробных сведений, были они будто бы преждевременными и «тяжелыми». Вскоре после рождения ребенка мать уехала от своих родителей и работала сначала как гардеробщица (причем ребенка она оставляла у чужих людей), позднее как подсобная работница в одной районной больнице, где ребенка она содержала тайно. Мальчик почти до двухлетнего возраста оставался целыми днями запертым в ее комнате совершенно один, голодный, без ухода и, конечно, без какого бы то ни было воспитания. Когда эти обстоятельства выяснились, то ребенок был у нее отобран и отдан на попечение весьма хорошим и интеллигентным опекунам. В то время (на третьем году) он все еще плохо ходил, непрестанно плакал, всего боялся (автомобиля, собаки, кошки, ветра, но также и людей и игрушек — прошло много времени, пока он вообще отважился взять в руки игрушку). Он не говорил вообще, зная лишь единственное выражение «такн» неопределенного значения. Приемная мать — бывшая учительница — взялась за его перевоспитание с большой самоотверженностью и терпеливостью. От крайней боязливости в отношении людей и вещей мальчик весьма скоро перешел к обратной крайности: он начал обнимать и целовать всех подряд. Говорить он начал только в три с половиной года, однако дальнейшее развитие речи было быстрым, он вскоре начал говорить вразумительно целыми фразами. С трудом он учился соблюдать чистоту тела — лишь около четырехлетнего возраста он перестал бесконтрольно мочиться и не держать стул. В детском саду и дома он был весьма рассеянным и неспокойным, обижал детей и нарушал дисциплину. В школе мальчик учился в общем успешно, хотя и был весьма неусидчивым и невнимательным. Вскоре, однако, начались жалобы, которые никогда не прекращались: перечил, лгал, дерзил, мочился на остальных детей, трогал их половые органы, щекотал детей, валялся голым на другом мальчике на дворе. С родителями он хотел постоянно только нежничать и целоваться. Никоим образом его нельзя было приучить к дисциплине, ни одно из своих желаний он не умел откладывать, ни в чем он не умел ждать и подчиняться. Еще в 8 лет его должны были кормить как маленького ребенка. По повторным исследованиям уровень его интеллекта был нормальным (скорее немного выше среднего), речь хорошо развита, у него были сравнительно богатые знания, свидетельствующие о хорошем воспитании дома. В свободном рисунке он выбирает сюжет «кладовка и уборная». При наблюдении за игрой в группе старается непрестанно обращать на себя внимание психолога вопросами, хвастовством и интенсивным нежничанием, что мальчик использует, желая что-либо получить. Если его желания не удовлетворяют, то он становится дерзким и беспокойным. Если ему предоставляется возможность, то он спускает штаны и трогает половой орган; в других случаях сексуальные тенденции он маскирует агрессивностью, плачем, дониманием, старается вызвать зависть у других детей и т. п. Данные аномальные черты характера сохраняются у него еще в 15-летнем возрасте. Он все еще упрям, склонен играть и рассеян; из школы приносит замечания о том, что мешает остальным ученикам, любит сенсации и постоянно стремится, чтобы на него обращали внимание. Любит заниматься спортом, причем до полного изнеможения. Учится легко и быстро, однако также легко забывает, так как он весьма неустойчив и его интерес непостоянен. Последнее сообщение (1978) адоптивных родителей также приводит целый ряд затруднений при социальном включении ныне уже взрослого пациента.

Данное неблагоприятное развитие контрастирует со случаем, о котором повторно сообщала Колухова (1972, 1980). Речь шла о крайней социальной изоляции двух мальчиков (однояйцевых близнецов), выраставших вплоть до 7 лет в совершенно из ряда вон выходящих условиях. Эти дети, мать которых умерла после родов, воспитывались до 11-месячного возраста в детдоме, затем недолго у своей тетки, а потом снова в детдоме до 18-месячного возраста. Затем, когда их отец снова женился, их воспитывала мачеха, женщина со средним уровнем интеллекта, однако психопатического характера — эгоистичная, деспотичная и агрессивная. К близнецам у нее с самого начала было безразличное отношение, из которого постепенно развилась активная ненависть. Оба ребенка жили почти в полной изоляции в небольшой неотапливаемой коморке, без контакта со старшими детьми и с минимальным контактом с родителями, без возможности играть на дворе и выходить на улицу. Их часто жестоко били, запирали на длительное время в погреб, нередко они страдали от голода и жажды, а их единственной игрушкой было несколько кубиков. Отец был человеком пассивным, с уровнем интеллекта ниже среднего, у него не было ни желания, ни интереса изменить что-либо в этих бесчеловечных условиях. Некоторые соседи даже не подозревали о существовании этих детей, у других имелись подозрения, хотя детей они не видели и лишь предполагали, что здесь что-то не в порядке, однако опасались вмешиваться. Дети вообще не попали на учет медицинских и социальных учреждений, и лишь когда им надо было поступать в школу, а отец просил отложить посещение школы, все эти обстоятельства стали известны Дети были отобраны из семьи, помещены в детский дом и после повторного обследования в больнице отданы, наконец, на попечение двум женщинам, незамужним сестрам, которые к ним относились очень ласково и прекрасно о них заботились.
При приеме на общественное попечение (в 7-летнем возрасте) у обоих детей была сильная физическая и психическая задержка. Они выглядели, скорее, как трехлетние дети с признаками тяжелого рахита, были боязливыми и недоверчивыми, плохо умели ходить (обутыми они вообще не ходили), говорили очень мало и для понимания друг друга использовали больше жесты. Их игра ограничивалась лишь на манипулирование с предметами, а их реакция на многие обычные предметы (подвижные механические игрушки, телевизор, автомобили, упражняющиеся дети) являлась крайне боязливой. У них не было вообще способности распознавать предметы, изображенные на картинках, а также их двигательная координация была весьма недостаточной. Тот факт, что между отдельными их проявлениями отмечались значительные различия в уровне развития, свидетельствовал о том, что речь идет не о простом слабоумии, хотя их общий уровень соответствовал имбецильности (IQ около 40).
В условиях интенсивной лечебной и воспитательной заботы состояние обоих детей удивительно быстро улучшалось. Уже в возрасте 8 лет 4 мес. их развитие перешагнуло границу слабоумия (IQ 80 и 72 по WISC), а в 11 лет достигло уже полосы среднего (IQ 95 и 93). В 9 лет оба мальчика начали посещать школу, сначала специальную, а затем они были переведены в нормальную школу, где их успеваемость была удовлетворительной. Постепенно исправлялись отдельные недостатки в их умственном развитии и социальном поведении. Сначала они весьма быстро вступали в отношения со всеми взрослыми в своей среде, что бывает типичным для депривированных детей социально гиперактивного типа. Позднее, находясь на попечении опекунов, они вступили в глубокие эмоциональные отношения со своими попечительницами, причем их проявления чувств стали явно более богатыми и глубокими. Ныне (1980) мальчики проявляют себя во всех отношениях как нормальные молодые мужчины. Они выучились на механиков канцелярских машин и теперь учатся в техникуме; оба хорошо включились в общество своих сверстников — у них нет затруднений и бросающихся в глаза особенностей.

Про детей же из крайне неблагополучных семей пишут, что это скорее не социальная депривация, а запущенность.
Под которой подразумеваются, скорее, последствия внешних неблагоприятных влияний воспитания. Запущенность хотя и проявляется более или менее выразительно в поведении ребенка, однако не нарушает непосредственно его психического здоровья. Запущенный ребенок растет обычно в примитивной среде, с недостаточной гигиеной, с недостаточным воспитательным надзором, без пригодных примеров зрелого поведения, с недостаточной возможностью школьного обучения, однако такой ребенок может быть умственно и, в частности, эмоционально развит вполне соответствующим образом. Следовательно, у него не должны отмечаться ни признаки эмоционального захирения, ни невротические или другие нарушения. Наоборот, особенно в практической общественной жизни ребенок может быть вполне равноценным с остальными детьми или даже их превосходить. Психически депривированный ребенок, вырастает, нередко, в гигиенически образцовой среде, с первоклассным уходом и надзором, однако его умственное и, в особенности, эмоциональное развитие бывает серьезно нарушено.

http://video.yandex.ru/#search?id=30376 ... 0%BB%D0%B8

[Зелибоба]

Мне кажется, корень различия успешности адаптации в первом и втором примере в этом: первая мать была психически нездорова и во время беременности употребляла наркотики, о второй, матери близнецов, никакой негативной информации нет, вероятно, это была нормальная женщина и мать.
Т.е. все было заложено еще до рождения.

[Chirpy]

Зелибоба,
Вот мне тоже так показалось. Лично знала таких точно детей, так там тоже матери во время беременности наркоманили. Как с них описание брали.

[Зелибоба]

Да, в описании много черт моей Полинки, ее мать колола героин.

[Chirpy]

Зелибоба,
Мне дед такого мальчика рассказывал, что они очень внука хотели и не дали дочери аборт сделать, а та им в отместку кололась всю беременность. Дите родилось ангел голубоглазый, и садист с раннего возраста. Куда бы не попадал его фашистом звали. Поведение в детстве один в один как в первом примере. Сейчас из детдома ходит домой, избивает мать (которая только недавно из тюрьмы вышла) - деньги забирает. Она соседям кричит, чтобы вызывали полицию, а то он ее убьет. Думаю и убьет рано или поздно